ДРАМА БОРИСА ПУГО
(BORIS PUGO DRAMA)
Борис Карлович Пуго своей жизнью и трагической судьбой заслужил, чтобы о нем говорили или хорошо, или ничего. Большинство знавших его людей отмечают, что он был скромным, порядочным, добрым и честным человеком.
Тем печальнее выглядит его участие в ГКЧП, не получившем поддержки у народа, высмеянном демократическими СМИ и бесславно закончившем свою деятельность.
КАРЬЕРА
Борис Пуго родился в Калинине (ныне Тверь) в 1937 году. Его отец, Карл Янович Пуго, был красным «латышским стрелком», участником революции и Гражданской войны. а в конце 1940-х годов — первым секретарем Рижского горкома партии. С детства Борис слышал истории о героических латышских стрелках, ставших чуть ли не главной опорой большевиков в годы революции и видел с каким уважением люди относились к его отцу. Ничего удивительного, что он и сам по отцовским стопам пошел по партийной линии. А в 1975 году он даже, как некогда его отец стал первым секретарем Рижского горкома партии. Известно, что Карл Янович Пуго окончил Высшую школу НКВД, а потом в ней преподавал. Борис Карлович и тут пошел по проторенной отцом дорожке. В 1977 году его назначили на должность первого заместителя председателя Комитета государственной безопасности Латвийской ССР. А в 1980 году он стал председателем КГБ Латвийской ССР с присвоением воинского звания генерал-майор.
Когда генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаил Горбачев, Борис Пуго можно сказать оказался в его «команде». Говорят, что именно Горбачев сначала инициировал назначение Пуго в 1984 году первым секретарем латвийского ЦК. А потом в 1988 году – его перевод в Москву на должность председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Рассказывают, что в те пору Пуго во всем ориентировался на генсека, восхищался им в личном плане. Для должности руководителя партийного контроля у Бориса Карловича было очень ценное качество – личная порядочность. Об этом наглядно свидетельствует, например, такой факт. Когда Пуго был назначен руководителем горкома Риги и переехал с семьей из Москвы в столицу Латвии, он почти год жил с женой и сыном в гостинице. И объяснял это тем, что ему неудобно раньше других получать квартиру.
Наверное, при другой ситуации в СССР Пуго можно было бы ставить в пример как образцового чиновника высокого ранга – честного и свято блюдущего партийную дисциплину. Но при этом, вероятно, можно сказать в бурлящем и раздираемом противоречиями Советском Союзе конца 1980-х от высших партийных функционеров требовалось нечто большее.
ВО ГЛАВЕ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
Должность министра внутренних дел в СССР была особенной и самой драматичной. Достаточно сказать, что шесть человек из числа руководителей органов внутренних дел советского периода были расстреляны, а еще двое свели счеты с жизнью.
А последним советским министром внутренних дел стал Борис Пуго. В конце 1990 года Горбачев снял с должности «главного милиционера» страны «строителя» Бакатина, который наломал немало дров в порученном ему ведомстве. Но, говорят, сняли его не за это, а за то, что тот отказывался использовать органы МВД и ОМОНа, как аппарат подавления народных волнений. Якобы сначала Бакатин отказался применять силу в Прибалтике, где усиливались сепаратистские настроения. Перед ноябрьскими праздниками 1990 года Горбачев потребовал от Бакатина пресечь проведение альтернативной демонстрации демократических сил на Красной площади Москвы, а когда тот отказался и на сей раз, то лишил его министерского портфеля. А на его место назначил 1 декабря 1990 года более податливого и лояльного Пуго. 4 февраля 1991 года Борису Пуго было присвоено воинское звание генерал-полковника.
Современники отмечают, что на посту министра Пуго осторожничал и старался избегать кардинальных решений в критических ситуациях, которые имели место в Риге и Нагорном Карабахе. Но если задуматься, то его бездействие в ситуации с ГКЧП стало наилучшим решением.
Как известно, в отсутствие отдыхавшего в Форосе первого президента СССР Горбачева, в ночь с 18 на 19 августа ряд высших государственных чиновников образовали «Государственный комитет по чрезвычайному положению», который объявил, что взял на себя управление государством.
Пресс-конференция (ГКЧП). 19 августа 1991 года. Слева на право: А. Тизяков, В. Стародубцев, Б. Пуго, Г. Янаев, О. Бакланов.
Пуго попал в число членов ГКЧП, можно сказать, спонтанно. Днем 18 августа он вернулся в Москву с отдыха в Крыму. Вся его семья собралась на даче, разрезали арбуз, откупорили привезенное из Крыма вино и тут зазвонил телефон правительственной связи. Председатель КГБ СССР Владимир Крючков пригласил Пуго в Кремль, где и был образован ГКЧП. Сын Бориса Пуго, Вадим впоследствии рассказывал: «Он говорил мне, что не должен был вляпаться в это дело, но альтернативы не было. Ему оставалось либо отказаться и фактически встать на сторону ельцинской команды, которую он терпеть не мог, либо остаться, пусть и достаточно формально, с людьми, которые были его единомышленниками».
Трудно даже представить, что было бы если бы министр внутренних дел тогда отдал бы приказ внутренним войскам о штурме оплота оппозиции – Белого дома, окруженного толпами «штатских». Но Борис Карлович, по сути дела, ограничился лишь одним малосущественным приказом – подразделениям ГАИ сопровождать входящие в Москву войсковые колонны. Бывший руководитель первого в стране управления по борьбе с организованной преступностью потом рассказывал, что при последней встрече с Пуго в министерстве тот ему сказал, что он потому и вошел в ГКЧП, чтобы помешать кровопролитию. И это ему удалось!
САМОУБИЙСТВО
С горькой иронией звучит фраза, приведенная в книге Б.Н.Ельцина «Записки президента», с которой Борис Карлович незадолго до самоубийства обратился к семье: «Умный у вас папочка. А купили его за пять копеек».
Когда планы ГКЧП рухнули, а ее членов начали арестовывать, Пуго понял, что и его ждет та же судьба. Вечером 21 августа с работы домой, он обнаружил, что все телефоны правительственной связи у него отключены. А рано утром 22 августа ему позвонил председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко и сказал, что приедет к нему для встречи. Но было понятно, что эта встреча сулит лишь одно – арест. Кто угодно может утешать себя поговоркой «от сумы, да от тюрьмы не зарекайся», но только не министр внутренних дел. Для него стать подследственным и оказаться на тюремных нарах — это нечто из высшего порядка, лежащего за гранью.
С женой Валентиной Ивановной Борис Карлович прожил душа в душу почти 30 лет. Она не только поддержала выбор мужа, но и уговорила его разделить свою судьбу с ним. У Пуго дома имелся кем-то подаренный незарегистрированный пистолет «Вальтер». Из него он сначала выстрелил в жену, а потом себе в висок. Когда Иваненко и еще ряд высокопоставленных чиновников РСФСР приехали домой к Пуго, то застали страшную картину. В спальне в лужах крови лежали Борис Карлович и его жена: он при смерти, она на грани жизни и смерти. Валентину срочно отправили в больницу, где она не приходя в себя скончалась.
МЕРТВЫЕ СРАМУ ИМУТ
Борис Пуго всю свою жизнь отстаивал идеалы, во имя которых над Россией проделали страшный эксперимент по превращению граждан в общность людей, которых ныне порой насмешливо называют «хомо советикус». Их отличительной особенностью является принесение в жертву общечеловеческих ценностей ради собственного благополучия. И семье Пуго пришлось в полной мере испить горькую чащу от общения с этой категорий людей.
Жена министра, Валентина Ивановна Пуго скончалась в больнице через сутки после того, как ее туда доставили. Но никто в больнице не сподобился сообщить родственникам об ее кончине. А сын министра, Вадим Пуго с огромными препонами пытался достать гробы для родителей. В похоронных бюро едва слышали его фамилию, как затыкали уши и заявляли, что не хотят с этим связываться. Наконец, с огромными трудами Вадим добыл гробы. А о дальнейших событиях он рассказывал так: «Я не мстительный человек, но мне очень хочется взглянуть в глаза тому главврачу ЦКБ в Кунцево, который не позволил попрощаться с родителями в зале прощаний больницы. Нас загнали в подвал морга, где вокруг были стеллажи с трупами. Нести гробы было некому. Я работал тогда в разведке — в первом главном управлении КГБ, и моих коллег из ПГУ не отпустили на похороны… Так что приехали лишь несколько ветеранов. После кремации нам отказывались давать место для захоронения урн с прахом. Мы просили разрешить похоронить их в могиле бабушки — маминой мамы, но нам постоянно отказывали. Урны стояли у меня дома на подоконнике полгода, пока, наконец, разрешение не дали».
Это еще он не рассказал, что из-за отказа кладбищ на похороны министра и его супруги, ему пришлось кремировать отца и мать. И то, что процедура кремации проходила в таком режиме секретности, что пускали на нее только по пропускам, в результате чего друзья семьи не смогли на нее попасть.
В конечном итоге прах Бориса и Валентины Пуго предали земле на Троекуровском кладбище. Говорят, что на похороны пришли лишь несколько сослуживцев покойного министра, но они не проронили ни слова.
ЭПИЛОГ
Когда в августе 1991 года на сессии Верховного Совета РСФСР генеральный прокурор РСФСР Валентин Степанков объявил о самоубийстве Бориса Пуго, в зале раздались смешки и аплодисменты. Это весьма типично для «хомо севетикус» — смеяться над людьми, которые ставят честь превыше жизни.
Олег Логинов
Статьи по теме:
