220 ЛЕТ МВД РОССИИ
ЧАСТЬ 1
ИСТОРИЯ РОССИЙСКОЙ ПОЛИЦИИ
ГЛАВА 5
ИСТОРИЯ УРАЛЬСКОЙ ПОЛИЦИИ
(HISTORY OF THE URAL POLICE)
A. Th. Kupffer. «Верх-исетский завод в 1728 году». Литография
Урал всегда считался кузницей державы. Но сегодня уже подзабылось, что создавалась промышленная опора государства во многом руками каторжников. Города и заводы на Урале возводили не только знаменитые заводчики Демидовы и известные государственные деятели Татищев и де Геннин, но и тысячи людей, сосланных в этот суровый край за совершение тех или иных преступлений. Петр I своим указом от ноября 1723 года предписывал воеводам Пермским, Соликамским и прочим отдавать людей по первому требованию генерала де Геннина без промедления. И потянулись на Средний Урал, гремя цепями, со всех концов России печальные вереницы колодников. Лихой люд тяжким трудом искупал свою вину, строя посреди бескрайних лесов дома и заводы. Так появились на свет и Екатеринбург, и многие другие уральские города.
В первые годы существования Екатеринбурга общественный порядок в нем поддерживали солдаты под началом поручика Карла Брандта. Задержанных за совершение преступлений они препровождали в острог, а мелких нарушителей порядка, например, прогуливающихся в темное время суток без фонаря отправляли до утра на гауптвахту. Надо полагать со своими обязанностями К.Брандт справлялся неплохо, поскольку позже в 1736 году он уже в чине капитана был назначен полицмейстером.
Солдаты бдительно стерегли рабочих-каторжников. Однако жизнь и тех и других была настолько тяжелой, что не только арестанты, но и их охранники нередко решались на побег. Не случайно в числе первых построек в Екатеринбурге, наряду с Горной канцелярией, школой и церковью, значится и острог, куда помещались беглые и те, кто совершил преступление уже здесь. Располагался он в самом центре города, во дворе Горной канцелярии (ныне здесь находится Горно-металлургический колледж и Уральская консерватория).
При остроге находились допросная изба и пыточный сарай. Признание – «мать доказательств» у подозреваемых частенько добывалось посредством плетей, раскаленного железа и щипцов. Здесь же клеймили и рвали ноздри осужденным.
Картина Бориса Иогансона На старом уральском заводе.
Времена были суровые. Провинности карались жесточайшим образом. А в связи с тем, что власти стремились создать уральскую промышленность любой ценой, подстрекательство к побегу со строительства наказывалось сильнее многих преступлений. 19 августа 1723 года майор Бринкханзен доносил генерал-майору В.И Геннину о казни главных возмутителей бегства со строительства Исетского завода: «….Василий Жеравцов колесован живой и поднят на колесо по вечеру и в то время голова отсечена и поставлена на спицу, а два бобыля Широков да Колесов повешены, а Федор Зверев бит кнутом на площади и вырваны ноздри и уши отрезаны, а беглый Михановских гнат три раза шпицрутенами, конный вор Бутаков гнат же четыре раза….».
Подробнее в статье «Самые казни на Среднем Урале».
Сергей Ефошкин. «В притоне. ХVIII век».
Обычная преступность, например воровство, каралось мягче. В апреле 1738 года у рассыльщика Екатеринбургской таможни Прокопия Кулашева из дома был украден ящик, «а в нем денег 8 рублей, да пожитков на 10 рублей 8 коп., всего на 18 рублей 8 коп.». У потерпевшего имелись обоснованные подозрения относительно виновника данного преступления, поэтому в своей челобитной в Контору судных и земских дел он прямо указал, что кражу совершил житель деревни Пышминской (ныне г.Верхняя Пышма) Максим Сметанин. При обыске деньги и вещи были обнаружены у подозреваемого. Сметан не запирался и чистосердечно сознался, что похитил у Кулашева ящик, который отволок к реке, где сбил с него замки. Взял деньги и одежду: 2 юфти китайки, кораблик женский бархатной, япанчю камчатскую женскую и др., а ящик сбросил в воду. В ходе следствия выяснилось, что Сметанин, в своем роде рецидивист. Оказалось, что два года назад он уже был наказан плетьми за кражу сена у жителя деревни Пышминской Якова Ревкина. 3 августа 1738 года Канцелярия главного заводов правления утвердила приговор, вынесенный Конторой судных и земских дел – «учинить наказание,…. высечь кнутом».
И все же правосудие по большей части было озабочено не борьбой с ворами, а сохранением на заводах рабочей силы и крепостных у помещиков. Большое количество дел приходилось разбирать относительно побегов крепостного люда. Причем, если сбежавшие от помещика супруги забирали с собой детей, то это являлось для них дополнительным преступлением. Дети тоже считались собственностью помещика.
Антон Шумейко. «Заковывание каторжника в кандалы». (2014)
Правда, власть периодически совершала жесты доброй воли по отношению к беглецам. Так, государыня Елизавета Петровна 15 декабря 1741 года объявила амнистию преступникам, не являющимся «ворами и разбойниками». Однако юридические хитрости имели место и в то время. Когда Контора судных и земских дел прислала на утверждение Главного заводов правления документы для освобождения от наказания «вечноосужденного в работу» колодника Кондратия Боченкова, там засомневались. С одной стороны Боченков не являлся вором, он лишь, замыслив побег с работы, купил с помощью Якова Дмитриева «воровской» (чужой) паспорт. Но с другой стороны паспорт тот купили у воров и о ворах не донесли. По мнению чиновников Главного заводов правления Боченкова и Дмитриева следовало наказать кнутом и, вырезав ноздри, сослать на вечную работу в Кушвинский завод. Однако взять на себя ответственность по принятию решения они не отважились и отправили документы на рассмотрение Государственной Берг-коллегии в Санкт-Петербурге.
Несмотря на все трудности, пусть на костях каторжников, но уральскую промышленность удалось создать в кратчайшие сроки. Заводы заработали, новые города благоустраивались, жизнь постепенно начала входить в спокойное русло. Рабочие хотя и трудились в сложных условиях, но делали это уже не только за страх наказания, но и за совесть.
В.А. Тельнов. «Казнь Хлопуши в Оренбурге в 1774 г.»
Самым знаменитым сидельцем первого екатеринбургского острога стал беглый крепостной Афанасий Соколов, вошедший в историю как Хлопуша, один из приближенных мужицкого царя Емельяна Пугачева. Именно Хлопуша организовал литье пушек для восставших на захваченных Пугачевым уральских заводах. Но это случилось после его пребывания в екатеринбургском остроге. В марте 1768 года Соколова с двумя сотоварищами доставили в Екатеринбург острог и как беглому крепостному вынесли приговор:: «Учинить жестокое наказание кнутом, вырезать ноздри, поставить на лбу и щеках повеленные указом знаки, сослать в ссылку на нерчинские серебро-плавильные заводы в вечную работу…» А в 1773 году все услышали о Хлопуше, уже как о полковнике армии бунтовщиков.
А.К. Воскресенский. Взятие войсками Пугачева крепости Магнитной 6 мая 1774 года
Разрушительная волна пугачевщины накатилась на Урал. Для крестьян и представителей этнических меньшинств, на землях которых были возведены заводы, предприятия представлялись неким воплощением Зла. Поэтому, влившись в отряды самозванного Петра III, они первым делом старались разрушить заводы. Врываясь на них, они жгли цеха и дома, выгоняли рабочих и их семьи, говоря: «Ступайте домой! Срок ваш кончился: отцы наши, которые отдали вам эту землю, умерли, а мы не хотим более уступать вам ее». 56 уральских заводов было сожжено и разорено пугачевцами.
Взятие пугачевцами одной из уральских крепостей
И все же промышленность на Урале удалось сохранить от пожара народного бунта. А основная заслуга в этом принадлежит рабочему и мастеровому люду, который грудью встал на защиту своих предприятий. Именно благодаря ему выстоял Кунгур, когда начальство сбежало из него и город готовился к сдаче. Рабочие вступали в ополчение, укрепляли заводы и тем самым спасли свои дома и предприятия от разрушения.
После жестокого подавления бунта Пугачева жизнь в Российской империи успокоилась. Появилась возможность заняться государственным переустройством. 7 ноября 1775 года Екатерина II утвердила губернскую реформу. Территория России разделилась на губернии, которые в свою очередь делились на уезды. Административная и хозяйственная власть в уездах возлагалась на городничих. Им же была определена и полицейская функция – «сохранять в уезде благочиние, добронравие и порядок».
Сергей Ефошкин. «Дознание. XVIII век».
В 1782 году императрица утвердила Устав Благочиния, определяющий устройство полицейского аппарата в городах. В Екатеринбурге была создана обер-комендантская канцелярия, преобразованная в 1789 году в горную полицию. Управу благочиния в уезде возглавил полицмейстер (обер-комендант). Город делился на две части, охраной правопорядка в которых ведали частные приставы. Каждая часть делилась на кварталы по 50-100 дворов. Полицейский надзор в квартале осуществляли квартальный надзиратель и его помощник – квартальный поручик. Полицейские части, располагавшиеся обычно в съезжих домах, следили за сохранением тишины и спокойствия, боролись с пожарами и занимались еще большим количеством прочих дел – от осмотра мертвых и призрения подкидышей до надзора за постоялыми дворами и трактирами. На полицейские части возлагалось обычно и исполнение судебных решений. Содержалась полиция «на щет обывателей, с коих на сие по доброму их согласию собирались поземельные налоги». Годовое жалование квартального в те времена составляло 150 целковых и считалось весьма приличным. Во всяком случае на жизнь тогдашним полицейским хватало. Пуд (16 кг.) говядины стоил 80 копеек, а пуд ржаной муки – 46 копеек. Не случайно должности приставов и квартальных были в почете.
Однако из-за малочисленности полицейскому аппарату трудно было контролировать круглосуточный порядок в городах. Поэтому в помощь полиции активно привлекались граждане. По распоряжению Пермского губернского правления от 27 апреля 1792г. положено было иметь «в здешнем городе Екатеринбурге ночных сторожей в каждой части по двенадцати, во обоих – двадцать четыре» и по одному «огнегасительному» мастеру в каждой части города.
Сергей Ефошкин. «Утро на пепелище. ХVIII век».
Норму установили такую: один сторож на 256 саженей (550 метров). Дежурили с наступлением темноты «до пробития зари». В сторожа набирали местных жителей не моложе 25 лет, трезвого поведения и благонадежных. Им выдавались бляхи с указанием номера участка и свистки. А финансировались ночные охранники за счет специально сторожевого сбора с горожан.
Ныне такая система охраны порядка кажется патриархальной и в чем-то даже наивной, но необходимо признать, что действовала она довольно эффективно для своего времени. Также немаловажно, что при данной системе полиция и горожане сообща старались обеспечить в своем городе покой и порядок. Немногочисленные полицейские, весь штат которых в Екатеринбурге составлял всего 85 человек, были заняты своим непосредственным делом – борьбой с преступностью и пожарами. Вот лишь один образчик их работы, дошедший до наших дней:
25 января 1802 года частный пристав Чехонин был откомандирован «сделать обыск в Шарташской деревне у крестьянина Михаила Баглаева – не найдется ли у него к деланию фальшивых ассигнациев каких-либо приуготовлениев». Чехонин обыск провел на совесть и означенные «приуготовления» нашел. Так, им было обнаружено: «сумнительная бумага, кисти, тертые, чернила и лощильный зуб». После этого ратман Калашников препроводил фальшивомонетчика под караулом в острог.
Подробнее в статье «Самые фальшивомонетчики на Среднем Урале».
Впрочем, случались и преступления, которые ныне принято называть «громкими». Одним из наиболее громких преступлений на Урале в 1-й половине XIX века стало убийство главного механика Горного правления англичанина Осипа Меджера. Он приехал в Россию незадолго до войны 1812 года и обязался за свои деньги построить на Урале механическую фабрику, где обучать русских мастеров. Для этой благой цели ему в собственность безвозмездно был передан участок казенной земли рядом с Екатеринбургом в заимке Малый Исток. В 1824 году на этой земле нашли россыпное золото невероятной пробы: из каждого фунта (96 золотников) золотого песка получалось после переплавки 93 золотника чистого золота. Золотые россыпи сделали Меджера сказочно богатым человеком. Но порой богатство приносит несчастье.
Утром 19 апреля 1831 года, в первый день пасхальной недели, обитатели малоистокского дома Меджера стали свидетелями страшной картины: хозяин лежал на полу у дверей своей гостиной с проломанной топором головой, а у окна комнаты находилось тело охранника, так же зарубленного топором. Почти два пуда (около 32 кг.) золота стоимостью более 80.000 руб., принадлежащего англичанину, были похищены.
Уральские стражи порядка рьяно взялись за раскрытие этого преступления и вскоре вышли на след злоумышленников. Выяснилось, что организатором преступления стал екатеринбургский купец Петр Дмитриев, по кличке Марянич, который почти три года вынашивал планы убийства преуспевающего золотопромышленника. Он тщательно продумал все детали преступления. Нашел и людей, которые были готовы совершить убийство за некоторое вознаграждение, по нынешнему – «киллеров», а также подобрал канал сбыта похищенного в лице местного мещанина Василия Верходанова. Хотя преступление удалось осуществить по задуманному сценарию, от расплаты его участники не ушли. Спустя некоторое время полиция задержала всех, кроме Верходанова, который колесил по стране сбывая меджеровское золото. По всем губерниям России были разосланы его приметы: «…волосы и брови русые, глаза карие, нос посредственный, рот обыкновенный, подбородок круглый, лицо бело, борода небольшая светлорусая, от роду имеет 28 лет», с указанием при первой же встрече задержать перекупщика. Система розыска преступников того времени, работавшая без фотороботов и электронных средств связи, доказала свою действенность. Верходанова поймали в Петербурге и предали суду. А организатор убийства английского промышленника Петр Дмитриев был публично бит плетьми, клеймен и сослан на каторжные работы в Сибирь.
Подробнее в статье «Убийство Меджера».
Раскрытие преступлений требовало определенной квалификации, а потому оставалось прерогативой полиции. Черновую же работу по «сохранению между жителями города мира, тишины и доброго согласия» выполняли сами горожане. Десятские (один на десять дворов) улаживали мелкие бытовые конфликты. По ночам, распугивая злоумышленников трещотками и колотушками, обходили темные улицы города караульные. В виде дополнительной меры охраны улицы по ночам перекрывались «шлагбоумами», установленными «для лутчего способа к пойманию и пресечению проходов воровских и протчих непотребных людей». А дабы у «воровских и протчих непотребных людей» не возникло искушения прошмыгнуть под «шлагбоумами», возле них стояли караулы – три человека с дубинками окованными железом. В некоторых местах проходы были загорожены рогатинами.
Впрочем, нельзя сказать, что с наступлением темноты в середине XIX века в городах наступал своеобразный комендантский час. «Шлагбоумы» и рогатки являлись препятствием только для недоброго и праздношатающегося люда. Городские власти предписывали чинить пропуск через них знатным людям, докторам, священникам, повиальным бабкам, посыльным, а также крестьянам, приехавшими на городской рынок с возами продуктов.
Поскольку караульным, охранявшим въезды в город, приходилось нести свою службу, не взирая на любую погоду, чтобы они имели «от дождя и снега некоторую защиту», для них ставились будки – рубленные из дерева шестиугольные сооружения. «В рассуждение обширности здешнего города», в Екатеринбурге таких будок было построено 17 с двадцатью четырьмя рогатками.
Возведение полицейских сооружений было доверено известному екатеринбургскому архитектору М.Малахову. В 1828 году он составил планы и сметы «на построение в городе двух каменных караулен» при соляных и хлебных магазейнах, тридцати деревянных будок, четырех деревянных кордергардий и трех съезжих дворов общей стоимостью 38 109 рублей 15 копеек.
Однако возведение полицейских сооружений было лишь одной из забот, реорганизованной после создания в 1802 году МВД, екатеринбургской полиции. 1 мая 1807 года в Екатеринбурге вместо градской полиции была учреждена Управа благочиния. Подчинялась она горному начальнику и имела весьма широкий круг обязанностей: благоустройство города, охранение имущества его жителей, поддержание «тишины, спокойствия, порядка, чистоты и опрятности», обеспечение «изобилия и довольства во всех нужных жизненных вещах», содержание «бедных и неимущих», покровительство «обиженным и угнетенным», доставление «способов к пропитанию имеющим нужду в оных», и, наконец, исполнение законов и приведение их действо. Первоначально в штате Екатеринбургской управы благочиния были предусмотрены следующие должности: полицмейстер, 3 частных пристава, 3 старших квартальных надзирателя и столько же младших, секретарь и 4 приказнослужителя.
Но едва ли не каждый вновь назначенный полицмейстер ставил вопрос об увеличении штатов и о повышении жалования сотрудникам. Расходы на содержание полиции примерно в разных долях распределялись между администрацией горных заводов и городским обществом. И ни та, ни другая сторона не торопились увеличивать ассигнования на правоохранительную деятельность. В результате, хотя штат Управы благочиния пересматривался в 1815, 1821, 1828, 1835 и 1847г.г., но за 40 лет увеличился всего с 15 до 21 человека.
Первым екатеринбургским полицмейстером в 1807 году стал Иван Павлович Данилов, ранее работавший в казенных палатах и уездных казначействах Санкт-Петербургской и Владимирской губерний. После Данилова полицмейстерами назначали в основном отставных военных из мелкопоместных дворян, и занимали они свой пост сравнительно недолго – по 4-5 лет. Причем двое из них совмещали руководство городской полицией с другой работой. Так, Отто Ирман «исправлял должность» полицмейстера, будучи параллельно командиром горной воинской команды. А Василий Васнецов два года по совместительству трудился горным исправником Екатеринбургских заводов.
Три екатеринбургских полицмейстера участвовали в Отечественной войне 1812 года. За боевые заслуги орденами Св.Владимира 4 степени с бантом и Св.Анны 4 степени был награжден Иван Козин. За победу при Чашниках орден Св. Владимира получил и Петр Нечаев. Но особенно необходимо отметить шестого екатеринбургского полицмейстера Андрея Шилинцова. Он был родом из солдатской семьи и в 1806 году поступил рядовым в Рыльский пехотный полк. В 1808-1812 гг. участвовал в войнах против наполеоновской армии в звании фельдфебеля. Во время обороны Смоленска от наступающих французов Шилинцов отличился, захватив в плен пять офицеров противника. При этом сам был «ранен в сгибе плеча и под оным вторично пулями на вылет с повреждением сухожил и кости в лоб саблею и в бороду железною сечкою с повреждением нижней челюсти и потерею одного зуба, а также в левую щеку около носа дробью». За свой подвиг Андрей Михайлович был произведен в подпоручики.
Участвовали в войне с французами и еще два чиновника Управы: квартальный надзиратель Г.И.Сушинский и частный пристав И.И.Кодырев.
Ближайшими помощниками полицмейстера были частные приставы. Должность их являлась весьма ответственной и очень беспокойной, а потому люди за нее особенно не держались – уходили, проработав в среднем по 2,5-3 года. Только один частный пристав в первой половине XIX века проработал более 10 лет. Чаще всего на эту должность назначались коллежские регистраторы и другие служащие невысоких чинов, а также дворяне, у которых не задалась военная служба. В полицию они в основном приходили не по призванию и не по зову сердца, а потому и не задерживались в ней.
Следующей должностью в табеле о рангах полицейского аппарата был секретарь. Должность частного пристава по Уставу благочиния соответствовала 10-му классу, а секретаря – 12-му. Дольше всех канцелярский аппарат Управы благочиния возглавлял ее первый секретарь Н.И.Комаров (1807-1914,1815-1829). Свою карьеру он начал в 11 лет копиистом Красноуфимского земского суда (в 1797г). С 1802 г. трудился в градской полиции. За 21 год в полиции Комаров дослужился до титулярного советника.
Через несколько лет после Комарова секретарем стал А.И.Медведев. Он прослужил в полиции дольше всех – 33 года, пока в 1857г. не вышел в отставку с определением пенсиона за безупречную службу.
Опору полицейского аппарата составляли квартальные надзиратели. В этой категории тоже не все благополучно обстояло с комплектованием. На должности квартальных обычно назначались унтер-офицеры, переведенные в полицию из местной горной воинской команды или канцелярские служащие горного ведомства. Хотя это были люди не лишенные определенного образования и жизненного опыта, но и они на эту работу приходили нередко из-за того, что у них не сложилась карьера на прежнем месте службы.
Но особенно много нареканий вызывали у полицейского начальства нижние канцелярские чины. Так, в характеристике писца С.Устинова было написано: «за леность, частое отбывательство от должности, подверженность болезни, пьянство, чрез что впал в дурные или венерические болезни…. не аттестуется». В аналогичных документах копиист И.Морев характеризовался: «малограмотен и ленив, а потому до исправления остается», а канцелярист Е.Ремезов: «завсегдашне почти обращается в пьянстве, не аттестуется».
Вообще складывается впечатление, что работа в полиции в первой половине XIX века не была ни особо престижной, ни выгодной. Не существовало тогда и специальных учебных заведений, готовивших к ней. А потому в полицию попадало немало людей «случайных», надолго в ней не задерживавшихся. Ежегодно состав екатеринбургской полиции обновлялся на 10-20%, а при смене полицмейстера – и того больше. И все же среди стражей порядка было много и таких, кто трудился не за страх, а за совесть. Весьма скупой на похвалу полицмейстер А.Коренев одобрительно отзывался о квартальном надзирателе О.С.Жиганове: «По особенной расторопности и самому усерднейшему служению достоин и повышения чином, и к прибавке жалованья». А сотрудник управы Ф.С.Солонинин даже удостоился знака ордена Св.Станислава 3 степени «за неутомимую деятельность, особенное усердие и отличную распорядительность», проявленные им при тушении «знаменитых екатеринбургских пожаров» 1839 года.
В целом, хотя екатеринбургская полиция была далеко от идеала, но со своими обязанностями справлялась. Поразительно, но караульные с дубинками, сторожа с колотушками и малочисленные полицейские поддерживали в Екатеринбурге порядок, который ныне представляется, как тишь, гладь, да божья благодать. Не то что заказные убийства, просто лишение жизни одного человека другим в середине XIX века было редкостью. Грабежи и разбои тоже почти не беспокоили стражей порядка. По сути дела им приходилось заниматься в основном лишь раскрытием небольших краж, отловом беглых бродяг, да призрением младенцев. Строгая мораль того времени во многом несла положительный заряд, но, увы, приводила порой к тому, что поутру на порогах церквей и общественных зданий появлялись новорожденные сиротки, подброшенные матерями.
А лучше всего ситуацию в городе можно проиллюстрировать выдержкой из отчета частного пристава, который описывал положение дел по борьбе с преступностью 2-й полицейской части Екатеринбурга за 1841 год:
«….жители второй части города жизнь ведут, в звании купеческом состоящие, спокойную и безмятежную, чему следуют мещане, крестьяне, непременные работники и мастеровые, но из сих, последних 4-х родов, есть некоторые испорченной нравственности, то есть упражняющиеся в пьянстве и других протиувозаконных поступках и по суду штрафуются по мере вины. Число преступлений: самоубийств и убийств не было. Найдено живых младенцев – 3. Зажигательств – 1, о котором производится исследование и остается неоконченным. Грабежей и разбоев в церквях, домах, на дорогах и в нежилых местах – не происходило. Воровство происходило по сей части из домов жителей на 1710 рублей серебром. Открыто виновных – 2 человека на 148 рублей, которые преданы суду, из покраденного на 148 рублей отыскано и возвращено хозяевам, а из церквей краж и между жителями мошенничества не было. Делания фальшивой монеты и ассигнаций — не было. Укрывающихся военных дезертиров не найдено, а поймано беглых бродяг – 5. Притоносодержателей сих последни не открыто, а бродяги преданы суду по принадлежности. При открытии преступлений обстоятельств, достойных особого замечания, не было и напряженных по оным следствий не имелось. В течение года общественного порядка и тишины нарушений не было».
В 1888 году губернатором утверждены новые штаты Екатеринбургской полиции, которая состояла из Полицейского управления и 2-х полицейских частей. Им подчинялась полицейская стража, состоящая из околоточных надзирателей – 10 человек, полицейских служителей – 66, из них старших — 12, младших — 54. Управление сохранило свою структуру фактически до 1917 года.
Если в XIX веке «патриархальной» екатеринбургской полиции противостояла «патриархальная» преступность, то в начале XX многое изменилось. «Революционное брожение умов» самым неожиданным образом выплеснулось в череду громких преступлений. Много шума наделали ограбление Рязановской церкви, экспроприация денежных средств у визовского кассира и ряд других противоправных деяний. Но и они быстро померкли, когда по России покатилась волна стачек и митингов, ознаменовавших начало первой русской революции. Кое где возникали кровопролитные стычки с полицией, а недалеко в Перми начались самые настоящие уличные бои. В связи с этим самое пристальное внимание было приковано к деятельности жандармского управления. Любопытно, что дом в Екатеринбурге, в котором оно размещалось, ныне находится на улице Красноармейской (дом № 28). В этом особнячке пришлось побывать многим, чьими фамилиями позже были названы другие улицы города: С.Черепанову, Н.Вилонову, Н.Замятину, Я.Свердлову. Оперативная работа в жандармском управлении была поставлена очень даже неплохо, а потому там были хорошо осведомлены о деятельности указанных, а также и других революционеров.
Леонид Ткаченко. Подпольная конференция Екатеринбургского комитета РСДРП, февраль, 1906.
Политический сыск своевременно получал информацию, что в доме № 5 по ул. Фетисовской (ныне 9 Января) находится склад нелегальной литературы, что во дворовом флигеле городской электростанции на ул. Второй береговой (ныне Горького,7) намечается собрание екатеринбургского комитета РСДРП. Революционеров периодически арестовывали, но до массовых репрессий дело не доходило. А потому оппозиция имела возможность выразить свои взгляды. Из секретного сообщения губернского жандармского управления от 27 марта 1907 года: «Товарищ Андрей, или Михайлович, после объявления всемилостивейшего манифеста 17 октября руководил всеми происходящими в Екатеринбурге беспорядками и постоянно председательствовал, ораторствовал на всех происходивших там митингах революционного характера…». Позже, когда власть сменилась, Яков Мовшевич Свердлов (тот самый «товарищ Андрей») такой свободы действий своим политическим противникам не давал.
И все же, когда страсти относительно первой русской революции улеглись, город в основном жил спокойной размеренной жизнью. Чины наружной полиции исправно несли службу по обеспечению правопорядка. Расследовали кражу 20-ти полотняных штор у дворянки Мицкевич, проводили воспитательную работу в части с мещанином Ильей Левкиным, пристававшим к девице у Городского театра, задерживали, горланящего под гармонь песни с пролетки извозчика, Илью Жданова и занимались еще сотнями и тысячами столь же, на первый взгляд, незначительных дел. И надо полагать выполняли свою работу неплохо. В прессе постоянно появлялись заметки о том или ином раскрытом преступлении.
Впрочем, судя по заметкам, появляющимся в газетах, криминальные проявления постепенно прогрессировали. Преступления становились все более дерзкими и изобретательными. Так, например, в газете «Зауральский край» описывалось, как неизвестные злоумышленники предприняли попытку кражи из магазина ювелирных изделий Нурова. В ночь на 4 июля 1913 года преступники проникли на верхний этаж дома на углу Покровского проспекта и Колобовской улицы, где располагался этот магазин, и пропилили в нем потолок. Довести свой преступный замысел до конца они не сумели по той лишь причине, что их «работе» помешали проложенные между полом верхнего этажа и потолком нижнего железные рельсы.
После начала Первой мировой войны на Урал потянулись эшелоны с беженцами и эвакуированными из западных областей Империи, занятых немцами. Немало таких людей осело в Екатеринбурге. В городе резко повысился уровень преступности. В связи с этим в 1916 году Департаментом полиции было принято решение о создании Екатеринбургского временного сыскного отделения из чинов эвакуированного Варшавского сыскного отделения. Первым начальником нового структурного подразделения был назначен помощник начальника Варшавской полиции М.Е.Сушинский. А его сотрудниками стали полицейские надзиратели Люблинского сыскного отделения Иван Эрет и Александр Житков.
Впрочем, создание сыскного отделения происходило с большим трудом. Эту историю очень интересно описывает писатель Виктор Воробьев в своей книге «Легенды свердловского сыска». Вкратце суть ее такова:
Екатеринбургский полицмейстер Ключников вышел из чинов наружной полиции и с изрядным скептицизмом относился к возможностям сыска. Он был убежден, что главная фигура в полиции – это квартальный, и всегда отстаивал свое мнение. Поэтому предложение Сушинского о создании в Екатеринбурге сыскного отделения встретил без особого энтузиазма и стал говорить варшавянину, что вряд ли приезжие сыщики сумеют проявить себя в Екатеринбурге, поскольку местный преступный мир сразу выявит чужака.
— Позвольте моим коллегам немедленно продемонстрировать свои профессиональные навыки, — предложил Сушинский.
Ключников кивнул. Варшавянин вышел и тут же вернулся в сопровождении двух молодых людей весьма представительного вида. Черноусые, с модными бакенбардами, одетые во фраки они производили впечатление завсегдатаев великосветских столичных салонов. У Ключникова даже мелькнула мысль не проверяющие ли это из столицы. Но Сушинский поспешил представить визитеров:
— Полицейские надзиратели Люблинского сыскного отделения Иван Эрет и Александр Жидков.
— Манеры поведения у вас, господа, отменные. Ни дать, ни взять — чиновники из высших государственных сфер. За полицейских надзирателей я бы вас никогда не принял, — отметил Ключников. – Но сможете ли вы сойти за своих среди простонародья?
Эрет и Жидков вышли из кабинета, а вскоре вернулись совсем в другом обличьи. Теперь их можно было принять не за чиновников, а за извозчиков, половых или даже за не совсем опустившихся бродяг.
— Я поражен! – улыбнулся Ключников, и тут же добавил: — Но буду поражен еще более, если вы поможете нам поймать банду «Пиковый валет»
Вскоре городская управа разместила временное сыскное отделение в арендованном у домовладельца Александрова помещении, так называемых «Александровских номерах», располагавшихся на берегу реки Исеть у каменного моста по Покровскому проспекту (ныне ул.Малышева, дом не сохранился). Сыщики приступили к работе с июня, но очень быстро проявили свой высокий профессионализм. Ими был раскрыт ряд весьма серьезных преступлений.
Криминогенная ситуация в Екатеринбурге была в те годы весьма непростой. По городу, наводя страх на обывателей, ползли слухи о дерзких бандах с громкими названиями. «Рыцари кинжала», «Серые волки», «Таежные братья», «Пиковые валеты». И слухи эти отнюдь не были беспочвенными. Однако при участии появившегося сыскного отделения полиции удалось взять ситуацию под контроль. По преступности был нанесен серьезный удар и развеяны многие мифы об ее силе. Так, уже через две недели, как сыщики приступили к работе, они сумели выйти на след членов банды «Пиковый валет», которыми оказались учащиеся Шадринского реального училища. Приезжая в Екатеринбург на короткое время, они совершали преступление, а потом отбывали в Шадринск. Потому и долгое время оставались неуловимы. Задержанные безусые юнцы отнюдь не напоминали тех громил, которых рисовала людская молва и воображение напуганных обывателей. А ликвидация банды «Пиковые валеты» благотворно повлияла на настроения в городе. Через некоторое время сыщикам удалось справиться и с еще одной бандой – «Рыцари кинжала», которую организовали беженцы с оккупированной территории. Их главарь, узнав, что им серьезно интересуется полиция, покончил жизнь самоубийством. Хорошая работа сыщиков заставила Ключникова пересмотреть свои взгляды на создание в Екатеринбурге постоянного сыскного отделения. Из скептика он превратился в поборника этой идеи.
25 октября 1916 года на экстренном заседании Городской Думы было обсуждено ходатайство Екатеринбургского полицмейстера Н.О.Ключникова «об оставлении навсегда в городе сыскного отделения». В своем докладе полицмейстер отметил: «Всем известно, что в Екатеринбурге кражи и другие преступления, нередко очень дерзкие, составляют очень частое явление. Борьба с преступлениями для чинов наружной полиции, преобремененных другими обязанностями, стала непосильна. Это осознало и высшее Российское правительство, сформировав в Екатеринбурге временное сыскное отделение. Несмотря на то, что последнее функционировало всего лишь около 3 месяцев, польза от его деятельности проявилась с первых же дней. За это время все большие кражи и другие важные преступления были раскрыты, много профессиональных преступников задержано и заключено в тюрьму, благодаря чему число преступлений резко сократилось».
Городская Дума решила, что «… действительно Екатеринбургской наружной полиции, переполненной всякими обязанностями, не в силу справляться за недостатком времени с расследованием сложных преступлений, и для Екатеринбурга с его 100 тысячным населением, связанного 7-ю железнодорожными путями и с массой торговых заведений, золотых и других драгоценных товаров, как раз своевременно позаботиться о средствах пресечения преступлений, и для этого Городскому Самоуправлению следует принять меры к тому, чтобы уже готовое сформированное сыскное отделение было оставлено в Екатеринбурге». А по сему постановила: «предоставить в бесплатное пользование сыскному отделению заарендованную Управой у Александрова квартиру по Покровскому проспекту».
Однако развернуться в полной мере сыскному отделению не удалось. Помешала революция.
ПЕРВЫЕ ЕКАТЕРИНБУРГСКИЕ ПОЛИЦМЕЙСТЕРЫ
Иван Павлович Данилов (1807-1813гг)
Александр Николаевич Коренев (1913-1815,1916-1819гг)
Отто Адамович Ирман («исправляющий должность») (1915-1816гг)
Василий Иванович Васнецов («исправляющий должность») (1819-1821гг)
Иван Андреевич Козин (1821-1824гг)
Андрей Михайлович Шилинцов (1824-1827гг)
Петр Матвеевич Нечаев (1827-1829гг)
Александр Гаврилович Коуров (1829-1832гг)
Александр Петрович Волков (1833-1838гг)
Филадельв Степанович Солонинин с 1838г.
Олег Логинов
Подробнее про среднеуральскую полицию в цикле «Между добром и злом».