КАЗНЬ ДНЯ
По версии Олега Логинова
18 августа
КАЗНЬ УРБЕНА ГРАНДЬЕ
(THE EXECUTION OF URBAIN GRANDIER)
Урбен Грандье (Urbain Grandier) — французский католический священник, обвиненный в дьяволопоклонничестве, колдовстве и ритуальных убийствах и сожженный на костре по приговору церковного суда.
Урбен Грандье родился в 1590 году в семье королевского нотариуса. Он был одним из наиболее образованных клириков своей эпохи и открыто протестовал против политики кардинала Ришелье, которого высмеял в своей сатире. Кроме того, он получил сомнительную славу развратника.
Молодой священник Урбан Грандье, прибыл из Бордо в провинциальный Луден, чтобы обучать там в монастыре урсулинок из благородных семейств. Складывается впечатление, что красавец и острослов Грандье переспал с половиной женского населения Лудена. А вот урсулинок обошел своим вниманием. Они и развязали против него в 1631 году целую кампанию. Настоятельница и монахини начали биться в конвульсиях и бормотать на дьявольском наречии.
Они ложились на пол, ползали на животе, высовывали язык, который делался совсем черным, испускали крики, мяукали, лаяли и бредили. А причиной столь необычного своего поведения объявили в 1632 году демонов, которых наслал на них Грандье, перебросив через стену монастыря букет цветов. Это произошло вскоре после того, как священник отказался становиться наставником их обители.
Современные авторы склонны описывать происходившие в Лудене события как коллективную истерию, однако для XVII века обвинение в дьяволопоклонничестве было очень серьезным.
ЭКЗОРЦИЗМ
Александр Дюма в своей книге «История знаменитых преступлений» весьма любопытно рассказывали, как проводились ритуалы экзорцизма по изгнанию бесов из монахинь-урсулинок:
«Однако в ночь на воскресенье и в самое воскресенье настоятельница Жанна де Бельфиель и сестра-белица по имени Жанна Дюманьу снова почувствовали беспокойство и были одержимы тем же духом. Изгоняя его, Миньон выяснил, что дух вселился в монахинь согласно новому договору, символ которого — букет роз, тогда как символом первого соглашения с дьяволом были три черных шипа; кроме того, добавил Миньон, сначала духи всячески отказывались назвать свои имена, но в конце концов, благодаря его умелым действиям, тот, что вселился в мать-настоятельницу, вынужден был признаться, что его зовут Астарот, один из самых заклятых врагов Господа; дух же, вселившийся в белицу, — дьявол более низкого ранга, и имя ему — Сабулон. Но к сожалению, добавил Миньон, сейчас одержимые отдыхают, так что бальи и судье придется прийти в другой раз. Судейские чиновники собрались было удалиться, но тут прибежала монахиня и сообщила, что бесноватые снова забеспокоились. Тогда бальи и судья вместе с Миньоном и кюре из Венье поднялись в спальню с высокими потолками, в которой стояло семь узких кроватей, но заняты были только две из них: на одной лежала настоятельница, на другой — сестра-белица. Поскольку случай у настоятельницы был более серьезный, у ее постели стояло множество кармелиток и монахинь, а также Матюрен Руссо, священник и каноник церкви Святого Креста, и Манури, городской хирург.
Не успели судейские приблизиться, как настоятельница начала биться в корчах и визжать, словно поросенок; чиновники смотрели на нее с изумлением, которое еще усилилось, когда бесноватая сначала вжалась в свою постель, а потом буквально выпрыгнула из нее, сопровождая свои действия столь дьявольскими жестами и гримасами, что если зрители не верили в ее одержимость, то могли по крайней мере восхититься ее замечательной игрой. Миньон сказал бальи и судье, что, коли они желают, одержимая будет отвечать на вопросы по латыни, хотя языка она не знает; те ответили, что пришли сюда, дабы подтвердить факт вселения бесов, почему и желают, чтобы Миньон представил им все имеющиеся у него доказательства этого. Тогда Миньон подошел к настоятельнице и, велев соблюдать полную тишину, вложил сначала ей в рот два пальца, затем проделал все, что рекомендует в таких случаях требник, и приступил к допросу. Перед вами его дословная запись.
Вопрос: Propter quam causam ingressus es in corpus hujus virginis? — По какой причине вошел ты в тело этой девицы?
Ответ: Causa animositatis. — По причине злобы.
В.: Per quod pactum? — По какому договору?
О.: Per flotes. — По договору цветов.
В.: Quales? — Каких?
О.: Ross. — Роз.
В.: Quis misit? — Кто тебя послал?
Когда прозвучал этот вопрос, чиновники заметили, что настоятельница как бы заколебалась: дважды она открывала рот и ответила слабым голосом лишь на третий раз.
О.: Urbanus. — Урбен.
В.: Die cognomen. — Какая у него фамилия?
Здесь одержимая опять, заколебалась, но, словно вынуждаемая изгоняющим беса, ответила:
О.: Grandoer. — Грандье.
ЛУДЕНСКИЙ ПРОЦЕСС
После того, как монахини дали показания против Урбена, Грандье был арестован по личному приказу кардинала Ришелье и подвергнут нескольким допросам. Его даже принудили участвовать в ритуале экзорцизма, направленном на «изгнание демонов» из монахинь.
Первый суд не завершился ничем, и обвиняемого пришлось освободить, однако вскоре его вновь схватили и подвергли пыткам.
Александр Дюма описал пытку Грандье «испанским сапогом»:
«В те времена в Лудене была в ходу одна из самых мучительных пыток — испанский сапог: ноги истязуемого помещали между двумя парами досок, которые стягивали веревкой, после чего между двумя внутренними доскам вбивали клинья; при обычной пытке клиньев было четыре, при чрезвычайной — восемь, причем последней подвергали обычно лишь осужденных на смерть, так как после нее истязуемый выходил из рук палача с разможженными костями ног и все равно погибал. В виде исключения г-н де Лобардемон собственной властью добавил еще два клина, так что Грандье должен был вынести пытку не восемью, а десятью клиньями.
Более того, роль палачей взяли на себя сам королевский уполномоченный и монахи-францисканцы.
Лобардемон велел привязать Грандье, вставить его ноги между досками и стянуть их веревкой, после чего отослал палача и его помощников. Затем он приказал хранителю пыточных инструментов принести клинья и нашел их слишком тонкими; уполномоченный и монахи принялись угрожать хранителю, но тот ответил, что других клиньев у него нет. Тогда у него спросили, сколько нужно времени, чтобы изготовить новые, и, услышав, что часа два, решили довольствоваться тем, что есть.
И вот началась пытка: отец Лактанс, предварительно изгнав из инструментов дьявола, взял молоток и принялся вбивать первый клин, однако Грандье не проронил ни стона и лишь молился вполголоса. Францисканец стал вбивать второй клин и на сей раз, несмотря на все свое мужество, Грандье издал два стона; слыша их, отец Лактанс всякий раз еще сильнее бил молотком, приговаривая: «Dicas! Dicas!» — «Признайся! Признайся!» Это словечко он повторял на протяжении всей пытки с такой яростью, что оно к нему прилипло, и с тех пор люди стали называть его не иначе, как «отец Dicas».
Когда был вбит второй клин, Лобардемон показал Грандье рукопись трактата против безбрачия священников и спросил, признает ли он, что она написана его рукой? Грандье признал это. На вопрос, зачем он написал этот трактат, кюре ответил, что хотел развлечь девушку, которую любил, свидетельством чему являются две строчки, написанные в самом конце: «Когда твой ясный ум вкусит от сей науки, Тогда душа твоя не будет знать докуки».
После седьмого клина кожа на ногах Грандье лопнула, и кровь брызнула прямо в лицо отцу Лактансу; он утер ее рукавом рясы, а Грандье вскричал:
— Господи, сжалься надо мною, я умираю!
После этого он потерял сознание в третий раз, чем воспользовался отец Лактанс, чтобы передохнуть.
Придя в себя, Грандье принялся медленно читать молитву, столь трогательную и прекрасную, что превотальный судья стал ее записывать, однако Лобардемон, заметив это, приказал никому ее не показывать.
Когда палач стал вбивать восьмой клин, из ран выступил костный мозг; продолжать пытку было невозможно, так как ноги истязуемого стали плоскими, как доски, между которыми они были зажаты, и к тому же отец Лактанс уже чуть не падал от усталости.
Урбена Грандье отвязали и положили на пол; сияя полными боли глазами, он начал вторую молитву, подлинную молитву мученика, полную восторга и веры, но едва он ее закончил, как силы оставили его и он в четвертый раз потерял сознание. Превотальный судья влил ему в рот немного вина, и, очнувшись, Грандье стал каяться, еще раз отрекаясь от сатаны, его сует и дел и вручая свою душу Господу.
Тут в пыточную комнату вошли четверо и стали освобождать от досок ноги Грандье, которые были совершенно размозжены и бессильно упали, держась на одних сухожилиях; затем его перенесли в комнату для заседаний и положили у огня на солому.
ПРИГОВОР КЛИРИКУ
Доподлинно не известно, сознался ли Грандье под пытками или же улики против него были полностью сфабрикованы, но суду в качестве доказательства его вины представили некий документ — «договор с Дьяволом», будто бы подписанный рукой обвиняемого.
Так называемый «Договор с Дьяволом»
В «договоре» Урбен Грандье «заключал соглашение» с целым рядом демонов, в том числе Сатаной, Люцифером, Астаротом, Левиафаном и Вельзевулом, чтобы получить «любовь женщин, цветы девственности, милость монархов, почести, наслаждения и власть». Этот документ, в котором некоторые демоны упоминались впервые, получил широкую известность и многократно воспроизводился в различных исследованиях. На основании этой «улики» Грандье признали виновным в колдовстве, дьяволопоклонничестве и участии в шабашах, на которых он якобы приносил человеческие жертвы. Обвиняемый не признал своей вины и был приговорен к сожжению на костре.
КАЗНЬ
18 августа 1634 года в четыре часа за Урбеном Грандье пришли подручные палача, положили его на носилки и понесли на казнь. С порога ратуши был зачитан приговор, после чего несчастного положили на тележку и отвезли к церкви святого Петра. Там Урбена столкнули с тележки. Он не мог подняться с переломанными ногами и лежал на земле, терпеливо ожидая, пока его поднимут. Его отнесли на паперть, где приговор был зачитан еще раз. Помочь несчастному решил его исповедник, отец Грийо.
Александр Дюма написал об этом так:
«Он отвел палача в сторонку и спросил, нельзя ли избавить казнимого от страшной агонии, надев ему сорочку, пропитанную серой. Палач ответил, что, согласно приговору, Грандье должен быть сожжен заживо, поэтому он не может использовать средство, столь бросающееся в глаза, однако за тридцать экю готов задушить осужденного, когда станет поджигать костер. Отец Грийо тут же отсчитал монеты, и палач приготовил веревку. Подбежав к осужденному, кордельер в последний раз обнял его и шепнул о договоренности с палачом. Грандье повернулся к последнему и полным признательности голосом проговорил:
— Благодарю тебя, брат мой.
Но тут по приказу Лобардемона стражники алебардами прогнали отца Грийо, и процессия двинулась в путь, дабы повторить ту же церемонию перед церковью урсулинок и на площади Святого Креста».
Сама казнь описана Александром Дюма в «Истории знаменитых преступлений» так:
«Тут подошел палач, выломал задок тележки, а его подручные отнесли Грандье на костер; поскольку сам он стоять не мог, его приковали за пояс к столбу с помощью железного обруча. В этот миг в небе появилась стая голубей; ничуть не пугаясь громадной толпы, в которой стражники безуспешно пытались древками алебард расчистить место для судейских, птицы принялись летать вокруг костра, а один голубь — белоснежный, без единого пятнышка — уселся на верхушку столба, к которому был прикован Грандье. Его противники принялись вопить, что это дьявольское воинство, явившееся за своим властелином, однако многие говорили, что у дьяволов нет обыкновения принимать вид голубей и что птицы прилетели, чтобы свидетельствовать о невиновности осужденного, раз этого не сделали люди. Чтобы как-то сгладить впечатление от происшествия, некий монах заявил на следующий день, что видел, как вокруг головы Грандье кружился огромный шмель, а поскольку по-древнееврейски имя Вельзевул означает «повелитель мух», то совершенно очевидно, что это он сам в обличье своего подданного прилетал за душою колдуна.
Когда Грандье приковали к столбу и палач накинул ему на шею веревку, которой намеревался задушить кюре, монахи очистили от дьяволов землю, воздух и дрова костра, после чего спросили у приговоренного, не желает ли он публично покаяться в своих преступлениях, но Урбен ответил, что ему нечего сказать и что он надеется, претерпев муки, в этот же день предстать перед Господом.
— Несчастный, неужто ты так и не хочешь сознаться и отречься от дьявола?
— Не знаю я никакого дьявола, — ответил Грандье, отодвигая руку монаха, держащую факел, — я от него отрекся, отрекаюсь снова от него и его сует и молю Господа о милосердии.
Тогда, не дожидаясь команды от превотального судьи, отец Лактанс опрокинул ведро со смолой на угол костра и поджег. Видя это, Грандье стал звать палача, тот подбежал к осужденному, чтобы его удушить, но у него что-то не получалось, а огонь тем временем разгорался.
— Как же ваше обещание, брат мой? — проговорил Грандье.
— Я не виноват, — отвечал палач, — монахи навязали на веревке узлов, и мне никак ее не затянуть.
— Ах, отец Лактанс! — вскричал Грандье. — Где же твое милосердие?
Когда языки пламени заставили палача спрыгнуть с поленницы, кюре, простирая руки среди огненных языков, продолжал:
— Послушай, отец Лактанс, Господь в небесах нас рассудит — я приказываю тебе предстать перед ним через месяц.
Затем собравшиеся увидели, как, стоя в дыму и пламени, Грандье попытался задушить себя сам, однако, поняв, что это ему не удастся, или же решив, что он не имеет права собственноручно лишать себя жизни, он сложил руки перед собой и громко проговорил:
— Deus meus, ad te vigilo, miserere mei.
Тут некий капуцин, боясь, как бы Грандье не сказал еще чего-нибудь, приблизился к костру с другой стороны, которая не была покамест объята пламенем, и выплеснул казнимому в лицо остатки святой воды.
Поднявшиеся от этого в воздух клубы дыма скрыли Грандье от зрителей, а когда дым рассеялся, они увидели, что огонь уже охватил одежду кюре, но тот продолжал громко творить молитвы. Наконец он трижды произнес имя Иисуса, каждый раз все тише, застонал, и голова его свесилась на грудь.
В этот миг голуби, кружившие вокруг костра, взмыли вверх и пропали в облаках.
Урбен Грандье умер».
ВОЗМЕЗДИЕ СВЫШЕ
Оговор невиновного имел драматичные последствия не только для бедняги Грандье, но и для самих урсулинок. Одержимость словно заразная болезнь охватила весь их монастырь. Даже после казни Грандье урсулинки ни с того, ни с сего начинали биться в конвульсиях и бесноваться. Вскоре эпидемия одержимости перекинулась на весь Луден. Припадки то ли сумасшествия, то ли демонизма стали преследовать самых добропорядочных дам и девиц. И ни один экзорцист не смог с ними сладить.
А людей, которые отправили на казнь невиновного Грандье и вовсе постигло возмездие свыше.
Александр Дюма написал об этом так:
«Отец Лактанс умер 18 сентября, то есть день в день через месяц после Грандье, причем в таких страшных муках, что некоторые францисканцы посчитали его смерть местью сатаны, тогда как многие другие, припомнив слова Грандье, решили, что это правосудие Божие».
«Что же касается отца Транкиля, то его день настал через четыре года. Болезнь, от которой он умер, была столь необычна, что врачи ничего не могли понять, а его собратья из ордена святого Франциска, боясь, что крики и проклятия больного, слышные даже на улице, сослужат его памяти дурную службу, особенно среди тех, кто видел, как Грандье умирал с молитвой на устах, распустили слух, будто дьяволы, изгнанные им из монахинь, вселились в него самого. Так он и умер в возрасте сорока трех лет, не переставая кричать: «Ах, Боже, как мне больно, как больно! Все дьяволы и все грешники в аду вместе взятые не страдают так, как я!»
«Но вот хирург Манури, мучивший Грандье, умер смертью, причины которой ни у кого сомнений не вызвали. Возвращаясь однажды в одиннадцатом часу вечера с городской окраины от больного, он в сопровождении одного из своих коллег и подлекаря, несшего фонарь, уже добрался до центра города и шел по улице Гран-Паве между стеной сада кордельерского монастыря и цитаделью, как вдруг подскочил, остановился словно вкопанный и, устремив взор в некий невидимый для остальных предмет, воскликнул:
— Это Грандье!
На вопрос, где он его видит, Манури ткнул куда-то пальцем и, задрожав с головы до ног, спросил:
— Что тебе надо от меня, Грандье? Что ты хочешь?.. Да… Да… Иду.
Видение тут же исчезло, но удар был уже нанесен. Хирург и подлекарь отвели Манури домой, но ни лампы, ни свет дня не смогли рассеять его ужас: у изножия своей постели он все время видел Грандье. Неделю длилась его агония на глазах у всего города; на девятый день умирающему показалось, что призрак сдвинулся с места и начал заметно приближаться к нему. Непрерывно крича: «Он подходит! Подходит!», Манури принялся размахивать руками, словно желая отогнать видение, а вечером, не сводя с него глаз, испустил дух, примерно в тот же час, что и Грандье».
*Использованы тексты из Википедии и других интернетисточников.
